Мемуары [Лабиринт] - Вальтер Шелленберг

Теперь для дальнейшего разговора с К. была получена определенная основа, на которой мы могли найти общий язык. Теперь он был не таким неприступным. Правда, о варшавском центре он мне так ничего и не сказал. Но, к моему полному удивлению, он начал посвящать меня в другие подробности разведывательной деятельности. Он сделал это не из страха. О его побуждениях мне сказало сделанное им откровенное признание: «Хоть я и ненавижу немцев, как угнетателей Польши, еще больше ненавижу я русских». В конце концов такая позиция побудила его отправиться по нашему заданию в Россию, где он до 1945 года работал на нашу разведку.

О сотрудничестве Польши с японской разведкой после беседы с К. я узнал следующее: японцы располагали особенно разветвленными разведывательными центрами в Белграде, Виши и Стокгольме. В качестве одного из перевалочных пунктов для своих связников они использовали Берлин. Японская разведка очень быстро сумела получить точные сведения о создании польской армии Сопротивления, которая вначале представляла собой скорее разрозненные группы сопротивления, чем сплоченные подразделения, укомплектованные солдатами и офицерами бывшей польской армии. Заинтересованность японцев в сотрудничестве с польской подпольной армией объяснялась тем, что они надеялись найти в Польше широкие возможности для деятельности собственной разведки. Японцы охотно пользовались этими окольными путями, так как при этом, сами оставаясь в тени, они предпочитали вербовать местное население, щедро оплачивая его услуги. Разделенная на две части Польша представляла для японской разведки особенно важное поле деятельности; здесь можно было действовать в двух направлениях — как против Германии, так и против России. При этом не нужно было нести особенных затрат, снабжать своих агентов дипломатическими паспортами или засылать в страну с целью натурализации.

(В конце 1943 года из разговора с японским военным атташе в Берлине генералом Комацу я случайно узнал, что в Японии были очень удивлены тем, что после случая с К. мы не сделали попытки установить сотрудничество с японцами, прежде всего в целях создания совместной разведывательной сети против России.)

Будет небезынтересно сказать несколько слов о методах работы японской разведки: по сведениям арестованных нами поляков полученный материал имелся в двух экземплярах, его копию послали на «перевалочный пункт» в Рим, генералу ордена иезуитов Ледоховскому. Однако мы не могли из показаний арестованных установить, какие формы носило сотрудничество с орденом; оставалось лишь предположить, что сотрудничество носило систематический характер. Захваченный нами на «перевалочном пункте» в Берлине материал должен был отправиться в Стокгольм, причем его адресатом был бывший польский офицер, являвшийся в то же время сотрудником японской миссии. В нашей картотеке этот поляк был зарегистрирован как агент русской разведки. Теперь, учитывая новую информацию, мы установили за ним в Стокгольме наблюдение: он часто посещал японскую миссию. Бывал он и в русском представительстве. Ничего удивительного — таковы были методы работы японского посланника Онодеры, одной из ключевых фигур японской разведки в Европе. Онодера имел обыкновение в буквальном смысле слова вести меновую торговлю поступающей к нему информацией, уже проанализированной японскими разведывательными центрами в Виши, Риме или Белграде. Нужно при этом отдать ему должное — он поставлял на рынок материал только «отличного» качества. От своих партнеров по коммерции он требовал столь же «серьезного» подхода к делу. С теми, кто не соблюдал правила игры, он порывал. Когда я установил, что Онодера снабжает материалами не только русскую, но и через определенные промежутки времени английскую разведку, я тут же включился в торговлю через одного из своих стокгольмских агентов. При этом мой сотрудник представлялся агентом итальянской разведки. Сначала мы выступили в роли «поставщиков». Материал для господина Онодеры нужно было тщательно отобрать, и скомпоновать, чтобы не вызвать сразу у него подозрений, — он должен был включать правдивую, но маловажную информацию, смешанную с ложными, вводящими в заблуждение, сведениями. Информация, полученная в обмен на мой материал, часто была просто ошеломляющей. Так, например, Советы сообщили великолепные сведения об Англии; частично этот материал был получен непосредственно из английского военного министерства. Я мог это объяснить только следующим: русские тогда еще тесно сотрудничали с разведывательной службой китайских коммунистов, которая, в свою очередь, поддерживала связи с английскими дипломатическими кругами. Некоторые материалы были столь важными, что я не направил их на исследование в английский отдел нашего ведомства, а обработал их лично. Ниже я еще вернусь к этому.

Японский посланник в Швейцарии Окамото попытался последовать примеру своего стокгольмского коллеги и создать аналогичный «рынок». Однако ему, видимо, не хватало ловкости Онодеры, так что торговля через него так и не наладилась как следует. Знать карты Окамото нам помогло то, что удалось «раскусить» его дипломатический шифр, благодаря чему мы читали всю его корреспонденцию.

Дело К. закончилось тем, что маньчжурская миссия лишь через шесть недель обратилась к нам с запросом о местопребывании «граждан его страны». После этого мы освободили арестованных; все они скрылись где-то на Балканах.

УСИЛЕНИЕ АБВЕРА

Переговоры о перемирии в Висбадене — Визит испанского министра — «Операция Феликс» — Молотов в Берлине — Требования Сталина — Гитлер меняет фронт — Проникновение советских шпионов в наши учреждения — Усиление и модернизация абвера — Промышленный, экономический и общественный шпионаж — Гейдрих о Канарисе.

Между тем я, получив от Гейдриха задание, отправился в Висбаден. Там должна была заседать франко-германская комиссия по переговорам о перемирии. Нужно было понаблюдать за иностранными участниками совещания. «Фюрер, — сообщил мне Гейдрих, — полон недоверия». Руководитель французской делегации, генерал Хунцигер, хотя и заслуживающий уважения офицер, но Гитлер все же считает целесообразным узнать о его намерениях относительно переговоров.

Прибыв на место, я прежде всего ознакомился с планировкой здания, предоставленного для заседаний комиссии. Затем я обсудил с нашим резидентом в Висбадене, как незаметнее установить наблюдение за французскими участниками переговоров и следить за их разговорами между собой. Представлялось целесообразным внедриться в комиссию с помощью женщин, выполняющих функции канцелярских работников. Им поручалось попытаться войти в дружеские отношения с некоторыми сотрудниками французского персонала, прежде всего с теми, кто отвечает за хранение документов. Наш план удался. Почти каждый вечер мы с помощью дубликата ключа могли проникать в одну из ванных комнат, где стоял сейф с документами. Через неделю у нас в руках были фотокопии всех важных отчетов генерала Хунцигера. Полученные материалы оказались очень полезными для контролирования хода переговоров и осуществления избранной немецкой делегацией тактики. Дело в том, что приведенные генералом Хунцигером во время переговоров данные об имеющихся запасах оружия или его сведения о степени подготовленности различных призывных возрастов освещали ситуацию в благоприятном для Франции свете, и вряд ли ошибся бы тот, кто предположил бы, что Хунцигер, как патриот своей страны, думал при этом о том времени, когда Франция снова сможет вооружить новые воинские соединения. Видимо, это намерение побудило его постоянно информировать генерала Вейгана о переговорах. Все это впоследствии привело к тому, что через год генерал Вейган был арестован по приказу Гитлера. После его ареста, произведенного нашей оперативной группой на улице, мне позвонил Гиммлер: он сказал, что находится сейчас у фюрера и говорит по его аппарату. Он сообщил, что Гитлер поручил сделать все, чтобы с Вейганом обращались по-рыцарски. Гитлер решил, сообщил Гиммлер, содержать генерала в офицерской школе СС в Равенсбурге, и приказал мне лично съездить туда, чтобы обговорить с комендантом малейшие подробности пребывания генерала в школе — книги, диетическое питание, убранство помещений. Короче говоря, нужно было учесть любое возможное желание пленника. В приказе говорилось буквально следующее: «Вы должны нести ответственность за то, чтобы у генерала непременно создалось впечатление, что войска СС обращаются с ним по-рыцарски».

После того, как германо-французский договор о перемирии вступил в силу, в Берлине началась нескончаемая вереница визитов представителей иностранных государств. Посетил, среди прочих, Берлин и испанский министр внутренних (а впоследствии иностранных) дел Серано Суньер. В связи с этим я получил довольно необычное задание — наблюдать за Суньером и всеми сопровождающими его лицами исключительно с точки зрения их психологической реакции: к каким разговорам испанцы проявляют особый интерес, во время каких скучают, когда они пытаются, задавая вопросы, составить собственное представление о событиях, и тому подобное. Во время этого визита мы хотели прозондировать отношение Испании к запланированной Гитлером операции «Феликс», в ходе которой предусматривалось захватить Гибралтар и создать базы для подводных лодок в испанских портах Африки и на Канарских островах. Суньер был очень опытным дипломатом и в высшей степени умело уклонялся от выпадов Риббентропа. На одном обеде, когда Риббентроп произнес тост, в котором содержался особенно неуклюжий намек на Канарские острова, я заметил, что Суньер побледнел как полотно и в своем ответном выступлении намеренно подчеркнуто обошел этот намек.